– Не знаю, как ты проживешь без столицы, ведь ты уже давно стала ее частью. Или она – частью тебя, – ответил Вадим, хмурясь. И вытащил из кармана джинсов смятую пачку сигарет.
– Ты же сам говорил, что был бы только рад тому, если бы я связала свою жизнь с Алексеем.
– И говорю, – кивнул он, приостанавливаясь, чтобы прикурить. Дым попал ему в глаза, и он, поморщившись, помахал ладонью, разгоняя его. – Если бы ты вышла замуж за Чернова, я был бы за тебя спокоен.
– А сейчас не спокоен? – засмеялась она, протягивая руку, чтобы попросить сигарету.
Вадим не ответил на ее вопрос, лишь, глядя на требовательно раскрытую ладонь, нахмурился:
– Ты же ведь почти бросила?
– Почти не считается.
Он протянул ей сигарету и чиркнул зажигалкой. Инга прикурила и замолчала. Она ожидала от брата вопросов, уговоров или советов, но тот продолжал идти молча. Лишь часто подносил к губам сигарету и выдыхал дым так резко, будто сплевывал.
Какое-то время они так и брели в тишине, нарушаемой иногда криками чаек, – долго, до тех пор, пока не оборвался белоснежный забор и нарядная плиточная набережная не осталась за их спинами. Они прошли по асфальтированной дороге, сузившейся в простую тропу, и, увидев спуск к морю, направились к нему. Вступив на прохладную гальку, Инга скинула шлепанцы и пошла по гладким камешкам босиком. Вадим задержался, чтобы развязать шнурки на кедах.
– Ты изменилась, – сказал он вдруг, нагоняя сестру возле кромки моря.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она, не оборачиваясь и неторопливо продолжая путь по той пограничной линии на берегу, до которой добегали волны. Так она любила ходить в детстве: следовать по линии, разделяющей сухие камни от влажных.
Ее тон – нарочито расслабленный, даже с налетом безразличия – мог бы обмануть кого угодно, но только не Вадима, знавшего сестру как себя.
– То и имею в виду, что ты стала другой. Я видел много изменений с тобой, видел тебя и несчастной, и счастливой, напуганной и встревоженной, влюбленной, страдающей, почти поверженной… Какой я еще тебя видел? Всякой. Но сейчас изменилась ты сама, а не твое душевное состояние. Не знаю, как объяснить… Если бы я мог чувствовать как животное, неуловимые для нас запахи, я бы сказал, что изменился твой запах. Ну какое еще сравнение дать… Будто изменился цвет твоей кожи.
– Еще скажи, что я изменила пол, – засмеялась Инга, но смех прозвучал невесело.
– Только попробуй! – шутливо пригрозил Вадим и вновь сменил тон на серьезный: – Я пристаю не из праздного любопытства, сестра. Ты меня беспокоишь. Что-то случилось, что-то тебя тревожит, но ты не желаешь мне рассказывать, чтобы не волновать. Так ведь? Я тебя знаю. К тому же почти привык, что ты то и дело попадаешь в приключения, – притворно вздохнул он. Последнее замечание вызвало у Инги легкую улыбку, которая тут же исчезла, как выглянувшее из-за облаков лишь на мгновение солнце.
– Хорошо, – сказала Инга, резко поворачиваясь к брату и откидывая упавшие на лицо растрепанные ветром черные волосы. – Ты прав, я стала другой. Я утратила силу, и, похоже, на этот раз безвозвратно.
Она вновь развернулась и пошла уже быстрей, будто жалея, что с ее языка сорвалось то, что девушки тщательно скрывала. И теперь, дабы избежать дальнейших расспросов, желала убежать от брата.
Он опять нагнал ее и остановил, положив руку на плечо.
– Что еще, Вадим? Я все сказала. На самом деле я не другая, а самая обычная. Что неплохо, согласись. Закончились мои приключения, теперь я обыкновенная женщина, у которой все хорошо, которая желает выйти замуж за любимого человека и зажить наконец-то спокойной жизнью. Вот и все.
– Далеко не все, – пробормотал Вадим и вдруг резким движением стянул с себя футболку. – Ну что, давай, как раньше, наперегонки во-он до тех буйков. Победишь ты – оставишь своей секрет при себе. А если я – расскажешь мне все как на духу.
Он бросил футболку на гальку. Инга же, несмотря на то, что в детстве с азартом принимала пари брата, осталась стоять на месте. Лишь молча наблюдала, как Вадим потягивается, делает пару круговых движений руками, разминаясь перед заплывом. Природа наградила его хорошим сложением, но Инга знала, что раз-два в неделю брат перед работой заезжал в спортивный клуб – привык держать себя в форме. Не изменил этой привычке и после того, как у него прибавилось забот, связанных и с появлением в семье Ванечки, и с повышением по службе до начальственной должности. Два раза в неделю – в клуб перед работой, это святое… Но внимание Инги привлекла не фигура брата, а длинный, еще не успевший побелеть шрам. И ее швырнуло, будто сильной волной – о камни, в кошмарные воспоминания из недавнего прошлого.
– Ну? – поторопил ее брат. – Только не говори, что ты уже слишком большая девочка для того, чтобы участвовать в таких соревнованиях. Мы здесь, в нашем городе, не взрослые дяди и тети, которыми стали, а дети, которыми жили тут. Или боишься, что я тебя обгоню? Обгоню ведь, если ты так и дальше будешь стоять на месте. Ну, давай, считаю до трех. Раз…
– Вадим, – перебила она его. И как на духу выпалила: – В твоей аварии виновата я. В ваших разногласиях с Ларисой – тоже. Как и в том, что Алексей чуть не женился на другой женщине. Но это еще не все. Из-за меня убили Лёку, одна из моих клиенток умерла тоже по моей вине. А самое ужасное то, что я лишилась силы потому, что убила. Своим проклятием. И я должна была погибнуть, но спаслась. Впрочем, еще не уверена в том, что спаслась. Вот и все. Можешь одеваться. Не стоит лезть в холодную воду только ради того, чтобы «выиграть» у меня в пари откровенность.