Побег из страны грез - Страница 24

– Значит, монастырь был женский? – уточнила Инга.

– Да. Но, к сожалению, о самом монастыре мало что могу рассказать, потому что не знаю. Я приезжал в это место в поисках утешения после смерти Кристины. Меня тогда не столько интересовала история монастыря, сколько привлекала уединенность этого места. Оно… благостное такое. Понимаешь?

Он развернулся к Инге и наморщил лоб так, словно втолковывал что-то собеседнику. Ему хотелось донести до любимой все чувства и ощущения, которые овладевали им в этом месте, но красиво и проникновенно описывать не умел. И теперь страдал от беспокойства, что она не прочувствует это место так, как ему бы хотелось.

Девушка молча кивнула, про себя решив, что потом поищет информацию об этом месте. То, что было так важно для Алексея, для нее было еще в разы важнее. Она знала, что под «толстой кожей» «великого и ужасного» Чернова скрывается довольно ранимая душа. Он не любил показывать свои слабости, проще было палец дать отрезать, чем позволить кому-то заглянуть в душу. Даже с Ингой, которая хорошо знала его больные места, он порой чувствовал себя неловко, если приходилось рассказывать о каких-то слишком личных переживаниях.

– Мне сюда посоветовала приехать Тайка, Кристинина подруга. Вначале я ее чуть не отправил куда подальше за совет «пойти в монастырь», но потом послушал. Вот. Что тебе еще сказать?

– Ничего не говори, – взяла его за руку Инга. – Давай просто… послушаем, что нам шепчет это место. Отведешь меня к тому святому источнику?

– Пойдем.

Они долго шли узкой тропой по зеленому, созданному кронами деревьев природному туннелю, пока не вышли к причудливой скале, в подножии которой была широкая расщелина. Алексей присел над ней и махнул Инге рукой, приглашая последовать его примеру.

– Смотри, вот он.

Инга заглянула в расщелину, в которую можно было спокойно провалиться, и увидела даже не ручей, а целое озеро.

– Там, говорят, подземное озеро, – подтвердил ее догадку Алексей. – Под скалой скрывается.

Инга опустила руку в воду и зачерпнула немного.

– Попробуй, какая вкусная! Поистине, этот источник святой! Уже от одного глотка как будто на душе легче становится.

Она зачерпнула сделанной ковшиком ладонью еще воды и поднесла к губам.

– Инга, выходи за меня замуж.

Его слова прозвучали так неожиданно, что она поперхнулась и закашлялась. Алексей поспешно присел рядом с девушкой и захлопал ручищей по ее спине. То ли от испуга, то ли от волнения он не рассчитал силу.

– Тише ты, – засмеялась Инга, покачнувшись и едва удержавшись на ногах. – Столкнешь же в воду. Она хоть и святая, но жуть какая холодная!

– Извини, – смутился Леша так, что его щеки покрылись румянцем. Забавно было видеть могущественного Чернова таким. Как-то он сказал Инге, что в растерянность его способны ввести лишь два человека, любимые женщины – дочь и она. Сомнительное, однако, достижение.

– Да чего уж там, – махнула Инга рукой, выпрямляясь.

– Так… что скажешь? – прерывающимся голосом спросил он.

– Повтори, я не расслышала.

– Издеваешься, да?

– Мщу за то, что ты меня чуть не утопил. И за то, что так неожиданно…

– Совсем… неожиданно? – закручинился Алексей, поняв для себя фразу так, что она вовсе не помышляла выходить за него замуж.

– Подловил в тот момент, когда я меньше всего ожидала услышать твое предложение. Ну и… так вот прямо.

– А как еще? – удивился он. – По-моему, надо все предельно ясно решать. Либо да, либо нет. Чего вокруг-то ходить… Знаешь же, что не умею красиво говорить. Я не поэт, если что, в стихах выражаться.

– Погоди, не обижайся, – засмеялась Инга, беря в ладони его раскрасневшееся лицо, на котором крыжовниками зеленели глаза с пушистыми, как у ребенка, ресницами. – Я все знаю – какой ты у меня не-поэт и не-романтик. Хотя в том, что не романтик, я уже сомневаюсь: такую прогулку мне устроил. По-моему, красивей места, чтобы просить руки, и не придумать.

– Это мне твой брат подсказал, – признался Чернов, потупив взгляд. – Я вчера с ним говорил… Хотел тебе дать просто это кольцо и спросить… Черт, а кольцо я в машине оставил! В «бардачке»!

Чернов в панике захлопал себя по карманам, и Инга, которую не к месту, видимо на нервной почве, разобрал смех, хихикнула.

– Это же надо, блин, – выругался Алексей, заливаясь свекольным цветом уже до ворота светлой футболки. – О, вот оно! Ты погоди смеяться… Погоди. Смотри, все по правилам: кольцо и все такое… Черт, Инга, ну я совсем не романтик! Не умею делать предложение. Скажи уж, да или нет? Чего меня мучаешь?

– Да, Чернов, – рассмеялась она. – Что я тебе еще скажу?

– Ты… рада?

– Рада? Нет, я не рада. Я счастлива. Счастлива так, как никогда еще в жизни не была!

* * *

Наказание наступает тогда, когда ты его уже не ждешь, а начинаешь жить. Вот еще ты сразу после совершенного ощупываешь себя недоверчиво, недоумевая, как умудрилась выжить. И следующие дни не живешь, а пролистываешь в смиренном ожидании кары. Но время идет, и ничего не происходит. Ты расправляешь плечи, поднимаешь голову и перешагиваешь изо дня в день с крепнущей уверенностью. Даже начинаешь строить планы.

И вот тогда, когда за спиной вырастают крылья, а ты, подхваченная ветром, уносишься ввысь, тогда и обнаруживаешь, что крылья даны, чтобы вознести тебя как можно выше ради того, чтобы падение оказалось сокрушительней. Кто-то летит вниз камнем, кто-то опускается медленно, кружа в потоках воздуха, как сорванный с дерева лист. Но конец все равно один.

Вначале теряешь чувство радости. Планы кажутся нелепыми и провальными, завтрашний день видится размытым, а прошлое, напротив, все ясней проявляется в памяти. Совесть отравляет сны, и вновь возвращается чувство тревоги, ожидание худшего. Недоумеваешь: ведь причин для тревоги нет. Но ощущение счастья уходит из тебя, как песок из часов. В попытке спастись цепляешься за привязанности, за старые связи, но они рвутся, как подгнившие стебли водорослей, и бурный поток уносит тебя все дальше.